Уполномоченный по правам ребенка в городе Москве Ольга Ярославская. Архивное фото
– Да, структура обращений по детским вопросам действительно изменилась. Вопросы, связанные с устройством в детские сады, практически вышли из числа наиболее частых – это стало возможным благодаря активному строительству детсадов в Москве, особенно в ТиНАО, откуда раньше поступало больше всего жалоб.
Но, к сожалению, на первом месте по-прежнему буллинг. Несмотря на внедрение городских программ, таких как “Школа примирения” и “Школа юного медиатора”, обращения продолжают поступать и от родителей, и от самих детей. Более того, ко мне стали писать уже взрослые – студенты, которые вспоминают школьные травмы, пережитый буллинг. Некоторые письма – просто откровения, без просьб, больше как к психологу. Недавно одна мама прислала песню дочери, написанную под впечатлением от школьного опыта травли.
Я уверена, что бороться с буллингом необходимо, но это не решается мгновенно. Это системная работа, которая начинается с атмосферы в школе. Там, где уважают каждого ребенка вне зависимости от его внешности, успеваемости или социального статуса, буллинг просто не приживается. Дети чувствуют, что в таком пространстве у каждого найдется защитник.
Атмосфера уважения формируется через совместную деятельность педагогов, родителей и учеников. Уважение – это не лозунг, это чувство, и оно воспитывается только в действии. Поэтому противодействие буллингу – это, по сути, вопрос воспитания. И нам всем еще предстоит большой путь в этом направлении.
– Поступают ли к вам обращения, которые касаются детей участников специальной военной операции?
– Да, такие обращения бывают, но не часто – за год около пяти. Обычно это непростые семейные ситуации, где один из родителей участвует в специальной военной операции, а второй по каким-то причинам не может справиться. Например, недавно к нам обратилась тетя двух детей – их мама тяжело больна, а отец находится на передовой. Мы подключили коллег, помогли устроить детей в московский детсад. Вопрос решили оперативно.
– За какой период обычно удается решить подобные вопросы?
– Все зависит от ситуации, но, как правило, мы стараемся укладываться в неделю. Бывает, что решаем и за пару дней – если от этого зависит благополучие ребенка, откладывать нельзя.
– Ранее вы поднимали проблему, что в Центре временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей 80% детей не являются гражданами Российской Федерации, и они чаще всего находятся на территории РФ без родственников. Изменилась ли ситуация за прошедший год? Сколько детей на сегодняшний день находится в центре?
– Да, ситуация изменилась. На сегодняшний день в Центре временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей находятся 22 подростка. Из них 15 – граждане Российской Федерации, семь – иностранцы, преимущественно из стран СНГ. Это заметно меньше по сравнению с предыдущими годами.
Несмотря на снижение количества несовершеннолетних иностранцев, работа по решению этой проблемы продолжается. Я обратилась в Государственную думу с инициативой о необходимости изменений в законодательстве, касающемся правил пересечения границы Российской Федерации несовершеннолетними детьми из других государств, особенно стран СНГ.
По итогам моего обращения депутат Госдумы Леонид Калашников организовал круглый стол с участием представителей МВД, УФСИН, ФТС, ФНС, а также федеральных уполномоченных по правам человека и по правам ребенка. Все участники поддержали необходимость изменений. Сегодня несовершеннолетние иностранцы могут пересекать границу без сопровождения взрослых или по доверенности с любым взрослым, что создает риски появления безнадзорных детей, нарушающих законы и попадающих в Центры временного содержания.
Были высказаны опасения, как это скажется на тех детях, которые приезжают в Россию на обучение или лечение. Я считаю, что такие случаи легко подтвердить документально, и они не должны попадать под ограничения. Проблема касается именно безнадзорных несовершеннолетних, на депортацию которых государство тратит значительные ресурсы. Только за прошлый год центром было возвращено на родину 36 таких подростков.
– Поскольку вы неоднократно посещали этот центр, как бы вы оценили условия содержания в нем?
– Честно скажу: условия нормальные. У детей есть питание, гигиена, охрана. Они учатся, хотя и дистанционно – с этим есть сложности, особенно из-за языкового барьера. Мы видим проблему и ищем решение: онлайн-формат не всегда эффективен, особенно если ребенок плохо говорит по-русски. Нужны очные педагоги и адаптационные программы.
– Недавно Чукотка предложила отмечать День многодетной семьи. Как вы относитесь к этой идее? Как вы считаете, необходим ли такой праздник в Москве?
– Знаете, идея теплая, но, на мой взгляд, праздников у нас уже хватает. Главное – не торжественные даты, а реальные меры поддержки. Лучше направить ресурсы на льготы, программы помощи, доступный отдых, решение жилищных вопросов. Я за практику, а не за символику.
– Сколько всего сейчас многодетных семей живет в столице, сколько детей в них воспитывается, увеличилось ли их число за последние годы? Много ли у нас семей, где воспитывается более десяти детей?
– По состоянию на 1 мая в Москве проживает 229,5 тысячи многодетных семей, в которых воспитывается 582,4 тысячи детей. За последние годы их число стабильно растет, что говорит о востребованности мер поддержки, действующих в столице. Среди этих семей есть настоящие рекордсмены: в Москве проживает 130 семей, где воспитываются десять и более детей. Всего в таких семьях 906 несовершеннолетних. Хочу подчеркнуть, что городские власти уделяют большое внимание созданию комфортной и современной инфраструктуры для детей. Москва совершила настоящий “детский прорыв”: появляются новые школы и детские сады, реконструируются старые здания, парки и учреждения культуры становятся доступнее и интереснее для юных москвичей. Все это поддерживает семьи и вдохновляет родителей.
На мой взгляд, в Москве стоит определить район с наибольшим числом многодетных семей. Это дало бы возможность сосредоточить дополнительные усилия на развитии именно там: строить лучшие детские площадки, в приоритетном порядке ремонтировать детские поликлиники, организовывать специальные дни для диспансеризации, развивать семейные центры. Это могла бы быть комплексная городская программа с участием всех профильных департаментов – от здравоохранения до ЖКХ. Такой подход позволил бы адресно усиливать поддержку там, где она особенно важна.
– В Москве живет несколько самобытных семей, которые несколько раз попадали в поле зрения СМИ. Это семья “многоженца” Ивана Сухова и семья с детьми-вундеркиндами Евгения Теплякова. Находитесь ли вы на связи с этими многодетными семьями?
– Да, с семьей Суховых я нахожусь на связи. Последний раз Иван Сухов обращался ко мне с просьбой помочь подобрать хорошие самоучители по программированию для его детей. Я передала этот запрос в министерство цифрового развития, и они с удовольствием поддержали инициативу, предоставив комплект учебных материалов для ребят.
Как и раньше, я не хотела бы комментировать моральную сторону этой истории. Моя задача – защищать права детей, а не давать оценку стилю жизни родителей. Могу сказать главное: дети в этой семье не испытывают насилия или пренебрежения, они получают образование – кто-то учится в школе, кто-то в колледже, кто-то на самообучении. Видно, что у них очень теплые, любящие отношения внутри семьи. И на те призывы, которые звучат в обществе – якобы детей нужно изъять, – я отвечаю: дети – не имущество и не животные, это личности, и они любят своих родителей, а родители любят их. Иван делает все, чтобы дети росли в заботе и развивались. Я остаюсь с ними на связи и всегда готова помочь, если потребуется.
Что касается семьи Тепляковых, то в постоянном контакте с ними находится аппарат уполномоченного по правам ребенка в Российской Федерации. Но как уполномоченный по правам ребенка в Москве, я также получаю всю актуальную информацию об этой семье и слежу за тем, чтобы права детей были защищены.
– Сколько детей на сегодняшний день воспитываются в госучреждениях? Сколько детей были устроены в семьи с начала этого года?
– Сейчас в московских учреждениях находятся 813 детей. А с начала года в семьи передано уже 518 детей. И это очень хорошие цифры. У нас более 12 тысяч замещающих семей, которые воспитывают 16 тысяч ребят. Но в учреждениях остаются в основном подростки или дети с тяжёлыми заболеваниями. Многие из них уже пережили потерю приемных родителей, и просто боятся снова привязаться и потерять.
У меня двое приемных подростков. И первое время было сложно. Мы учились доверять друг другу. Но когда появилась привязанность, многое изменилось. Главное – быть рядом, принимать ребенка таким, какой он есть. Мы часто говорим о сиротстве как о социальной проблеме, но за статистикой – живые судьбы. Я верю, что поддержка семьи на раннем этапе может предотвратить попадание ребенка в учреждение.
– Могут ли дети-сироты из Москвы быть усыновлены в другие регионы или, например, страны?
– В Москве действительно действует принцип приоритета: мы заинтересованы в том, чтобы дети-сироты, оставшиеся без попечения родителей, находили семьи именно в столице. Вместе с тем в России создана единая федеральная база данных детей-сирот, что позволяет москвичам усыновлять или брать под опеку детей из любых регионов страны – и наоборот. Поэтому московские дети могут быть переданы в семьи из других регионов России, если там находится семья, готовая их принять.
Что касается международного усыновления, то на сегодняшний день Москва детей за рубеж не передает. Однако бывают случаи, когда в московские семьи попадают дети-иностранцы. Главное – чтобы дети росли в любви и заботе. Где бы ни была их новая семья – в Москве или другом регионе – это должно быть место, где ребенок будет счастлив и защищен.
– В феврале произошла резонансная ситуация, мать, которая не является гражданкой России, пыталась продать в Москве за тысячу долларов свою новорожденную дочь. Что сейчас с этой малышкой? Она устроена в семью?
– Да, эта ситуация оперативно разрешилась, девочка была передана в кровную семью. За ней в Москву приехал папа.
– Продолжая вопрос про резонансные истории, за последний год их много произошло, продолжаете ли вы оставаться на связи, следить за судьбой детей, которые попадали в неприятные истории?
– Да, особенно за подростками. Многие из них остаются на связи: пишут, звонят, советуются. Я стараюсь поддерживать контакт. Но если за ребенком уже закреплены органы опеки, я не вмешиваюсь – у них своя система работы, и важно не дублировать, а дополнять ее.
– Москва является городом-побратимом с Донецком и Луганском. Я знаю, что вы тоже посещали новые регионы. Как на текущий момент идет взаимодействие между столицей и двумя городами?
– Это очень серьезная, системная работа. Москва помогает строить школы, больницы, обеспечивает техникой, обучает специалистов. Я недавно была в Луганске – и могу сказать, изменения там разительные. Города оживают, и наша задача – не просто помочь материально, но и передать опыт. Мы обучаем местных соцработников, чтобы они могли продолжить развивать систему на местах.
– Есть ли случаи устройства детей из новых регионов в московские семьи?
– Да, случаи устройства детей из новых регионов в московские семьи действительно бывают. Это происходит при непосредственном участии как уполномоченных из Донецка и Луганска, так и при моем личном содействии. В Москву, как правило, направляют детей, которым невозможно обеспечить необходимое лечение или реабилитацию в родном регионе – например, при наличии редких или сложных заболеваний. Несмотря на улучшение уровня медицины на местах, бывают ситуации, когда требуется помощь с “большой земли”. Один из ярких примеров – семья, принявшая троих детей, двое из которых здоровы, а один ребенок – инвалид и нуждается в интенсивной реабилитации до семи-восьми лет. Благодаря московской семье и качественной медицинской помощи, мальчик, который полтора года назад не мог ходить, уже бегает. Этот случай – пример того, как правильный подход и поддержка способны кардинально изменить жизнь ребенка.
– Ольга Владимировна, вы неоднократно обращали внимание на ситуации с передвижением несовершеннолетних детей на самокатах, в частности вместе с родителями. На ваш взгляд, улучшилась ли сейчас ситуация в этом направлении? Возможно, идет работа с семьями, чьи дети попали в число нарушителей пользования электросамокатами городского проката?
– Да, ситуация действительно начала улучшаться, и это результат целенаправленной работы. Введен штраф до 100 тысяч рублей за нарушения при использовании городских электросамокатов, и сразу заметно сократилось число нарушителей. Я это вижу лично, живя в районе, где самокатов очень много – раньше часто наблюдала, как катаются вдвоем, втроем, особенно дети, а сейчас таких случаев стало меньше.
Тем не менее, расслабляться рано. Работа должна продолжаться – особенно в отношении личных самокатов, ведь именно на них по-прежнему часто катаются с нарушениями. Очень важно не только ужесточать меры, но и продолжать просветительскую деятельность. В этом направлении у нас есть полное взаимопонимание с департаментом транспорта Москвы.
Недавно мы обсуждали с ними необходимость ношения шлемов, и после этой встречи участникам велофестиваля ввели обязательное требование – средства защиты, включая шлемы. Это очень важный шаг. Лето – травмоопасное время, и в прошлом году в московские больницы массово поступали дети с травмами после падений с велосипедов и СИМ. Коридоры были переполнены, такого наплыва ещё не было.
К сожалению, даже мой приемный сын отказывается носить шлем – не модно. Но это надо менять. Посмотрите, как изменилась культура среди горнолыжников: 15 лет назад никто не носил шлем, а теперь, если ты без шлема – это уже считается странным. Такую же культуру безопасности нужно сформировать и у нас.
Особенно остро стоит вопрос травм головы у детей. Ломают руки-ноги – это лечится. А черепно-мозговые травмы могут изменить всю жизнь. Мне запомнился случай: трёхлетняя девочка ехала на самокате, папа шёл рядом и отвлёкся на телефон. Девочка не справилась с уклоном, ударилась головой о бордюр – теперь она инвалид. А была бы в шлеме – отделалась бы испугом. Поэтому шлемы и культура безопасности – это не формальность, а необходимость.
– Еще одна проблема, которая приобрела массовую популярность среди детей и подростков – это зацепинг. К сожалению, такие развлечения часто заканчиваются тяжелыми увечьями и даже летальными исходами. На Ваш взгляд, как с этим можно бороться?
– Да, проблема зацепинга становится все острее и, к сожалению, часто заканчивается трагедией. Мы недавно обсуждали её на совещании с федеральной транспортной прокуратурой и Следственным комитетом. Ранее считалось, что причина – в плохой инфраструктуре или близости школ к путям. Но когда эти факторы устранили, зацепинг не исчез.
Сейчас основная версия – в подростковой тяге к острым ощущениям. Есть дети, у которых высока потребность в адреналине. Они не “плохие” – наоборот, такие ребята часто становятся героями, потому что умеют побеждать страх. Им нужно направить энергию в мирное русло: предложить кадетские корпуса, Юнармию, экстремальные виды спорта. Но всё это часто платное, и не каждая семья может себе позволить.
Нужна целевая программа поддержки таких подростков. Большинство из них – из благополучных семей, учатся хорошо, но родители не всегда знают об их увлечениях.
А глобально – мы должны прийти к системе доступного, а значит, бесплатного дополнительного образования и спорта. Именно там раскрываются таланты, а если страна в них заинтересована, она должна дать возможность каждому ребенку.
– В этом году в Госдуме предложили школам перейти на индивидуальное расписание для каждого ребенка. Поддерживает ли вы данное предложение?
– Не вижу смысла вводить это повсеместно. Закон уже позволяет составлять индивидуальный план, если у ребёнка есть медицинские показания или особые обстоятельства. Но массово внедрять это – перегруз и для школы, и для родителей. Лучше адаптировать уже существующие механизмы.
– Сейчас у московских школьников период экзаменов. Есть ли в этом году выпускники, которые сдают экзамены в СИЗО?
– Да, сдача экзаменов в СИЗО, как и каждый год, прошла досрочно. ОГЭ в следственных изоляторах в этом году сдавали 15 школьников, ЕГЭ – шесть человек, из которых одна выпускница уже достигла совершеннолетия.
– К сожалению, чем ближе лето, тем чаще появляется информация о выпадении детей из окон. Видно ли снижение к прошлому году?
– Да, по сравнению с 2023 годом количество случаев выпадения детей из окон немного снизилось: тогда было зафиксировано 37 происшествий, 6 из которых закончились трагически, в 2024 году – 27 случаев, четыре из них с летальным исходом. Но даже с этим снижением цифры остаются пугающими.
Уже этой весной мы столкнулись с новыми случаями – причина по-прежнему одна: халатность родителей. Сейчас, к сожалению, никакой ответственности за подобные происшествия они не несут. Я считаю, что она должна быть – в том числе материальная. Это могло бы спасти чью-то жизнь, потому что ответственность стимулирует внимательность.
Неважно, на каком этаже живет семья – родитель обязан обеспечить безопасность. Нужно усиливать и профилактику: социальная реклама, напоминания в транспорте, на улицах. Мы уже начали с простого – добавили оконные блокираторы в наборы “Наше сокровище” для новорождённых. Это простое устройство стоит 300 рублей, но может спасти жизнь.
– Впереди летняя оздоровительная кампания. Известно ли уже, сколько детей-москвичей отдохнут в этом году за это время и какие направления для летнего отдыха?
– Да, в этом году для летнего отдыха и оздоровления детей в Москве подготовлена масштабная программа, охватывающая все категории юных москвичей, особенно тех, кто находится в трудной жизненной ситуации – это дети-инвалиды, сироты, дети под опекой, из многодетных и малообеспеченных семей.
Всего на 2025 год по линии “Мосгортура” предусмотрено 89 193 места. Уже выдано 83 777 сертификатов, включая 36 816 – детям из малообеспеченных семей, 32 859 – детям с инвалидностью, 6 122 – детям с ОВЗ, 5 495 – детям под опекой, 2 150 – детям из разных льготных категорий, воспитывающимся в одной семье, 335 – детям-сиротам в возрасте от 18 до 23 лет. Также дополнительно выделено 5 416 путевок для детей-сирот и воспитанников социальных учреждений по заявкам учреждений соцзащиты.
География отдыха обширна – от Калининграда до Владивостока. У “Мосгортура” около 23 тысяч мест для размещения детей, так что есть возможность подобрать отдых в зависимости от интересов и потребностей каждого ребенка. Желаю всем яркого, интересного и безопасного лета!